Команда двух Ольхонов

ГЛАВА 8,

в которой дует сильный ветер

Следующий день оказался пасмурным и ветреным.

По небу гонялись тучи, а направление ветра трудно было даже определить: вот дует он тебе в лицо, разворачиваешься спиной — а он уже опять кидает тебе прямо в рот плотный воздух, аж дыхание перехватывает.

Мишка так и пробегал по улице: то лицом вперёд, то спиной. А что делать, когда и удобства во дворе, и до кухни идти не по коридору?

Мама больше всего переживала, что от неё улетел шейный платок. Нарядный такой, весёлый, жёлтенький. С вечера она его постирала и прицепила прищепкой за веревочку, натянутую под навесом перед дверью. И вот прищепка на месте, а платочек упорхнул в неизвестном направлении. Мишка специально бегал искать и даже в бинокль осматривал окрестности — ничего жёлтого обнаружить не удалось. Только мелькнуло в соседнем дворе что-то такого же цвета и даже на шее, только оказалась, что шея эта — усатого дядечки, и намотано на ней жёлтое полотенце. Вернее, узлом завязано, чтобы не улетело, пока руки заняты мылом и зубной щеткой.

Мишка с утра всё поглядывал на свой телефончик: ждал звонка от Капитолины. Он, балда, свой номер ей продиктовал, а её не взял. После вчерашнего разговора он просто голову сломал соображать, о чём, собственно, тогда шла речь, но так ничего и не сообразил. Было ощущение, что стоит он прямо на пороге какого-то удивительного приключения, но перешагнуть через этот порог ему ещё не позволено. И он то и дело посматривал на экран телефона — не пропустил ли звонок.

Мама заметила это его нетерпение и спросила:

– Что, новые друзья не звонят? Или вы не договорились?

Мишка что-то пробормотал неопределённое, и мама больше спрашивать не стала. Зато предложила:

– Давай-ка мы с тобой в честь нелётной погоды сходим в музей. Или, например, в галерею с картинами и фотографиями, тут совсем рядом, я видела в буклете. Там ещё сувениры всякие должны продаваться, а я наобещала подругам…

Мишка хорошо знал этих главных подруг — тётю Машу, Светлану Петровну и Даму Валериану. Дамой Валерианой папа прозвал мамину одноклассницу Валерию Андреевну. Она выше мамы на голову, всегда одета в тесные платья и много смеётся басом.

Когда Мишка спросил у папы, почему он называет её Валерианой, ведь она такая шумная, а валерьянку баба Зина называет «моё успокоение», папа ответил, что в природе бывают не только бабушки Зины, но и животные коты. После этого мама закрыла дверь в кухню и разговаривала с папой очень недовольным голосом.

Мишка решил, что с сувенирами для Дамы Валерианы лучше не шутить и выбрал галерею. Они с мамой надели болоньевые куртки-ветровки и отправились смотреть картины.

Идти было совсем близко. Придерживая срываемые ветром капюшоны, они вбежали в крохотный дворик и сразу зашли в дом с необычной застеклённой крышей. Там было тихо и приятно пахло музеем: тем особенным запахом, который сразу узнаешь. Может быть, так пахнут краски на картинах или это какой-то специальные экс-по-нат-ный запах, подумал Мишка.

Картин здесь было немного, так что они быстро всё посмотрели. Мама смотрела как-то очень профессионально: она отходила то в одну, то в другую сторону, иногда подходила поближе и как-то наклоняла голову набок. Мишка тоже посмотрел с разных сторон и покрутил головой, но особой разницы не заметил. Вот только некоторые картины, нарисованные толстыми жирными мазками, как будто бы даже не кисточкой, а прямо пальцем, вблизи становились совсем непонятными. А отойдёшь подальше — и вот оно, дерево, или, например, скала.

Мама увидела, как сын выбирает расстояние для разглядывания картины и одобрительно покивала: разбирается ребёнок, молодец. Потом они долго рассматривали и перебирали разные статуэтки, картинки, браслеты, колечки, магниты и всякие фенечки. Всё было разложено прямо на столах, чтобы трогать руками, брать и выбирать, совсем не как в обычном магазине.

Мишке понравилась голова орла на кожаном шнурке. То есть не голова, конечно, а её профиль, вырезанный из дерева. Этот орёл был такой хищный и гордый, с могучим клювом и пронзительным взглядом, что сразу хотелось повесить его на грудь и тоже поворачиваться ко всем гордым профилем. Мишка подозревал, что у него самого профиль не очень орлиный, но украшение решил купить. И ещё кожаный браслет с нашитым на нём изображением рыбьего скелета. Ну, прикольный такой, в противовес хищному орлу.

Мама тоже набрала всякой занятной дребедени и предложила заплатить за Мишкины покупки, но он отказался, напомнив про бабзинин подарок. Так что расплатился сам. Гордый, как орёл, которого тут же надел на шею и спрятал под куртку.

Почему-то вспомнился вчерашний крокодильчик: здесь бы он выглядел на редкость нелепо. Интересно, выбрал бы он Гугля, если бы увидел его на столе среди меховых нерпочек, деревянных орлов и кожаных браслетов?

Мишка достал телефон и ещё раз посмотрел — пропущенных звонков не было.

Когда они вышли на улицу, ветер немного притих, и Мишка спросил у мамы:

– Может, давай я сгоняю на Таёжную? Что-то неохота мне книжку читать, а на Байкал холодно…

– Может и давай, — сказала мама. — Только вы там в лес не заходите, потому что…

– … потому что папа не велел зверей пугать! — радостно закончил Мишка.

– Потому что я не велела ходить в лес. И точка, — серьёзно поправила мама. С маминой точкой лучше было не спорить, поэтому Мишка пообещал, что ни одной ногой в сторону леса даже не шагнёт. И с тем был отпущен.

Скоро он уже долбил кулаком в знакомую калитку, а Лукоша со двора отзывалась отчаянным лаем.

– Заходи, подожди, — сказала тётя Рита, — я её за хлебом отправила, Капочку-то, и ещё мука у меня закончилась. Скоро прибежит.

Они зашли во двор.

– Я тут подожду, — сказал Мишка. — С собакой вот вашей познакомлюсь. Можно?

– Да знакомься на здоровье, отчего же нельзя. Она не кусачая. В ней злости нисколько нет, один только голос…

И Маргарита Антоновна захромала в дом.

Мишка подошёл к Лукоше. Она настороженно попятилась, соображая, не стоит ли спрятаться в будку.

– Меня бояться не надо, — объяснил ей Мишка. — Я же почти что свой. Знаешь такое слово? Свои — это те, кто не обижает никогда.

Он порылся в карманах, но нашёл только старую жевательную резинку. Почистить кому-то зубы она смогла бы вряд ли, а вот сломать — такие шансы у неё были.

– Я не подумал… надо было для тебя какую-нибудь печеньку захватить, — повинился Мишка, пряча обратно окаменевшую жевачку. — Тебя как тут кормят-то, нормально?

Собака завертела хвостом. Вряд ли она поняла про печеньку, но разговор ей явно нравился. Мишка присел на корточки и протянул руку. Лукоша с интересом обнюхала руку и, видимо, сделала для себя какие-то важные выводы, потому что тут же завалилась на бок, поставив гостю кругленькое пузцо. Впрочем, не исключено, что она так ответила на вопрос о качестве кормления.

Мишка почесал ей живот, потом похлопал по бокам, потом потрепал уши, а когда в калитку вошла Капитолина со знакомой уже Мишке кошёлкой, они были уже совсем друзьями. Лукоша даже пропустила момент возвращения своей младшей хозяйки, увлечённая скачками вокруг нового приятеля.

– Ого, — оценила Капитолина, — нашу охрану отключили!

Охрана с радостным визгом и звоном цепи подключилась.

Мишка выпрямился, отряхивая штаны.

– Мы тут слегка познакомились, — сказал он. — Привет.

Тётя Рита появилась на крыльце, приняла у племянницы сумку, предложила всем попить чайку и, не встретив энтузиазма, удалилась. Ребята уселись на лавочку.

– Тут такое дело, — сказала Капитолина. — Мы же договорились сегодня собраться, так?

Мишка кивнул.

– Ну и вот. Мы всегда вместе обсуждаем, когда надо что-то решать про острова… ну, потом поймёшь. В общем, это правило у нас такое, чтобы были все. А тут у Назара с братом проблемы, поэтому он не может. Так что сбор отменился.

– А что у него с братом? — поинтересовался Мишка, потому что Капитолина замолчала и разговор увял.

– У него бывает… когда ветер, — неопределённо ответила девочка. — Он у них такой, знаешь, с проблемами. Ну, бывает, когда дети рождаются не такие, как все. Это вроде бы и не болезнь, а другое… и не лечится.

Они ещё немного помолчали.

– А так-то он славный, Емельян, — снова заговорила Капитолина. — Только привыкнуть надо. И он тоже к людям не сразу привыкает. По-моему, он очень сильно чувствует, когда его не любят: ну, там, смеются или так, знаешь… брезгливо. Он даже заплакать может. Хотя большой уже, он старше Назара, по-моему, на семь лет. Или на восемь.

Ничего себе, подумал Мишка, взрослый парень — и плачет? Что-то с ним очень сильно не так. А вслух сказал:

– Непривычное какое имя — Емельян. Как в сказке про щуку, да? С печкой.

– Ну да, вообще-то, — сказала Капитолина, — хотя я уже как-то привыкла, даже не замечаю. Назар, Емельян… У них ещё сестра есть, средняя, так она Агриппина. Угадай, как её в школе дразнят?

Мишка нахмурился, соображая.

– Антигриппина? — неуверенно предположил он.

– Точно! — расхохоталась Капитолина. — Или просто: Вакцина Корнеева. Они же Корнеевы все…

– А у тебя в школе есть прозвище? — поинтересовался Мишка, глянув исподтишка: не обидится ли.

– А как же, — охотно подтвердила девочка. — Обязательно есть. То я у них Капиталист, то Капремонт. А ещё знаешь, в Америке есть такой Капитолий…

Мишка не знал, но постеснялся признаться и кивнул.

– Да пускай дразнятся, — сказала Капитолина, — подумаешь, проблема. Это же не со злости, а так, баловство…

И опять Мишке показалось, что не ровесница сидит рядом с ним, а старшеклассница. Очень странное это было чувство. Но оно сразу прошло, когда собеседница вскочила и объявила:

– А вообще, ну их всех, дураков. Дурацкие дразнилки, и не прикольные вовсе. Да, Лукоша?

Лукоша всей душой была согласна, вот прямо до самого кончика хвоста.

– А она у вас всегда на привязи сидит? — поинтересовался Мишка.

Капитолина нахмурилась.

– Тётя Рита запретила её отпускать. В последний раз, когда она убежала, мы её три дня искали. Как сквозь землю провалилась! Думали уже, то ли кто-то поймал и не отпускает, то ли большие собаки порвали… А она как ни в чём ни бывало заявилась — здрасьте! И блох на ней, как… как… в общем, прям стадами по ней ходили. Мы раз её помыли, два её помыли, а они всё ходят и ходят. Ну, то есть, прыгают, конечно… Четыре бутылки шампуня на неё извели, пока вывели! И тётя Рита сказала: всё, пусть сидит во дворе. И цепочку купила, а то ж она сгрызает любую привязь…

Мишка с уважением посмотрел на собачонку: гляди-ка, какая тяга к свободе! А по виду и не скажешь.

– Может, шампунь неправильный был? — предположил он.

– Чего там неправильный — специальный, для блох, — пожала плечами Капитолина.

Мишка картинно развёл руками:

– Ну, тогда всё понятно! Надо было ПРОТИВ блох покупать, а вы взяли ДЛЯ…

Тётя Рита вышла на крыльцо поглядеть, что за дикий хохот с сопровождением в виде собачьего лая случился во дворе.

Глава 9,

в которой Мишка начинает вести дневник

Капитолина так и не объяснила ничего Мишке по поводу вчерашнего разговора. Кремень девчонка оказалась: раз сказано, что только всем вместе разговаривать — так тому и быть. Удивительно это было. Все знакомые Мишке девчонки были болтушки и ни за что не удержались бы от того, чтобы рассказать секрет. Любой. Ну, ещё свой собственный, может быть, и не совсем сразу, а уж чужой-то просто моментально. С загадочным лицом и полушёпотом.

Зато Мишка получил подарок.

– Слушай, — сказала Капитолина, когда они отсмеялись по поводу блох. — Я же тебе должна тут кое-что… подожди минутку!

Она быстренько сбегала в дом и вышла, пряча что-то за спиной.

– В общем, это подарок, — объявила она, встав перед Мишкой. — Я вчера сразу не сообразила, но это же не страшно, правда? Потому что когда дарят позже, то как бы день рождения продляется, здорово же? Вот, держи!

И она протянула ему то, что скрывала за спиной. Это оказалась толстая тетрадь в кожаной обложке, на которой красивыми золотыми буквами было написано «Ежедневник». А к переплёту на тонком шнурке прикреплена была маленькая металлическая ручка. Очень ловкая на вид ручка, так и хотелось ею поскорей что-нибудь написать!

– Я собиралась в ней вести дневник, — сообщила Капитолина. — Видишь, тут и написано как раз: еже — ДНЕВНИК. Но у меня ещё есть тетрадь, ты не думай. А эта пусть будет твоя. Нравится?

– Здоровская, — честно сказал Мишка, — а ты сама уже писала… ну, в смысле, дневник?

– У меня две тетради исписано, — гордо сказала Капитолина. — Почти.

Мишка присвистнул. Лукоша радостно рванулась к нему, но цепочка её не пустила, и она обиженно вернулась к конуре.

– Прямо вот каждый день писала? — не поверил Мишка.

– Ну, по-разному. Иногда и каждый… Там, понимаешь, надо записывать, а то потом забываешь, а кое-что забывать нельзя.

– Где там? — тут же спросил Мишка, но в ответ снова услышал, что вот потом, когда все соберутся… Он уже хотел было обидеться, но подумал, что это глупо: если уж вчера не обижался, то сегодня-то чего? И он просто раскрыл свой подарок.

Внутри каждая страница была разлинована, а сверху ярко выделялась такая специальная строчка, чтобы вписывать дату и день недели.

– Там календарь есть в самом начале, — подсказала Капитолина. — Сразу аж на три года вперёд. И ещё всякое…

Всякое — это были всякие интересные вещи: столицы разных стран, например. Наверное, тетрадь предназначалась для путешественников. Им же, видимо, могли пригодиться разные названия денег и мер длины.

Тут на страницу с милями, футами и прочими дюймами упала капля. Вторая, третья… Мишка поскорее закрыл ежедневник и спрятал его для пущей надёжности под куртку.

– Давай заскакивай в дом, — заторопила Капитолина.

Но Мишка, посмотрев на небо, покачал головой:

– Сейчас дождь разойдётся, а мама будет волноваться. Лучше я к себе рвану, пока только капает. Кстати, набери сейчас мой номер, я тебя в контакты сохраню!

И он, махнув рукой, припустил к калитке, по дороге ощутив, как в кармане завибрировал и зазвенел телефон.

Дождь сильно не разошёлся. Он принялся капать, но без особого усердия, так что Мишка совсем не промок, пока возвращался домой. А он уже действительно считал домом эту маленькую комнатку на втором этаже, одну из десяти, расположенных в гостинице. Впрочем, гостиницей её тут никто не называл, а говорили — «гостевой дом».

Мама лежала на кровати, укрывшись покрывалом, с толстой книгой в руках. Здесь на веранде возле кухни был целый шкаф книг, которые можно было брать сколько угодно и читать хоть с утра до вечера. Мама тут же выбрала там несколько книг, и одну из них — со смешным названием «Моя семья и другие звери» — сейчас с явным удовольствием читала.

– Это, что ли, такая звериная семья? — поинтересовался Мишка, расстёгивая куртку.

Мама не сразу поняла, о чём речь, но потом рассмеялась.

– Да нет, семья тут вполне себе человеческая. Просто мальчик, от лица которого идёт рассказ, так увлечён изучением животных, что у него получаются все в одной компании: люди, звери… Тебе надо будет непременно прочитать эту книгу. А что это у тебя?

Мишка помахал в воздухе своим новым приобретением:

– Подарок! Это Капитолина мне… Я теперь могу писать дневник, как настоящий путешественник. Видишь, здесь даже ручка специально прицеплена, чтобы не потерялась!

Мама полистала ежедневник, провела ладонью по переплёту:

– Отличная вещь, качественная! И что же ты собираешься в ней писать?

– Как что? Дневник, конечно! Ну, всякое такое про то, что случилось за день. Ну, или за несколько дней. Ты когда-нибудь вела дневник?

Мама задумалась.

– Кажется, да, — неуверенно сказала она. — Что-то такое было… Но недолго. Мода такая была, все девочки в классе заводили дневники, разное там писали, друг другу показывали… Я как-то очень быстро это дело забросила, а вот Лерка… то есть, тётя Валерия, она писала, кажется, до десятого класса. Мы как-то читали с ней вместе, она сохранила свой блокнот. Хохотали ужасно!

– Значит, это глупости? — сделал вывод Мишка.

– Да нет, — спохватилась мама, — почему же обязательно глупости? Это очень полезное занятие — дневник. Во-первых, приводишь в порядок мысли. Ну, когда определяешь, о чём писать. Ты ведь самое важное захочешь упомянуть, самое главное, правда? Во-вторых, нужно записать своё отношение к тому, что произошло. Это называется — «анализ», и это самое интересное.

– Зачем анализ? — не понял Мишка.

– А чтобы становиться умнее. Вот ты написал про какое-то событие, а потом размышляешь, почему оно произошло, как ты к нему относишься, какие чувства у тебя оно вызвало. Как будто разговариваешь сам с собой, думаешь вслух, и это записываешь. А потом перечитываешь — и как будто снова всё переживаешь.

– А чего вы тогда хохотали с Дамой… с тётей Валерией?

– Вот потому и хохотали, что снова переживали… как маленькие девочки. Совсем другими глазами посмотрели, понимаешь, не как сейчас!

– Ничего себе, маленькие девочки, в десятом-то классе… — проворчал Мишка, забирая у мамы свой чудесный ежедневник. — Она просто, наверное, всякую ерунду писала, тётя Валерия. А я буду только важное записывать, не девчачьи глупости.

– Ой ли? — обидно засомневалась мама. — И надолго тебя хватит?

Наверное, обиделась за свою драгоценную подругу.

– Надолго, — уверенно заявил Мишка. — Вот прямо сейчас и начну про вчерашний день.

Он поудобнее уселся на своей кровати, пристроив тетрадь на коленях. На первой страничке сверху старательно вывел: «8 августа, вторник» Подумал и приписал рядом прописными буквами: «Моё день рождение». И надолго задумался.

Мама, как оказалось, очень ловко умеет читать вверх ногами, потому что она только глянула поверх своей книги на Мишкину запись и сразу сказала:

– Правильно писать «мой день рождения». Потому что день — чей? — мой. И день — чего? — рождения.

Мишке стало очень обидно, что первая же запись у него получается с некрасивыми исправлениями, и он сказал маме:

– А ты чего подсматриваешь? Разве дневники можно чужие читать? Я же не подружка!

– Ну, извини, конечно, — немного обиженно ответила мама. — Но ты ещё ничего такого тайного не написал, только заголовок. А ошибки делать не резон, даже если ты сам для себя делаешь записи…

И она демонстративно уткнулась в эту «Мою семью» с другими зверями. И почти сразу стала потихоньку посмеиваться: видимо, что-то очень забавное писал там этот самый мальчик… Мишка присмотрелся к обложке — зовут серьёзно: Джеральд Даррелл. Ну и имя, не выговоришь.

Подумаешь, я тоже интересное смогу написать, подумал он и решительно начал: «Мы с мамой первый раз приехали на Ольхон. То есть она уже здесь бывала, а я нет. И мне Ольхон нравится, потому что…» Тут он немножко задумался, а потом добавил: «… потому что здесь точно есть тайны».

Глава 10,

в которой тайны начинают раскрываться, но тут же возникают новые

Они встретились все вместе на следующий день.

Капитолина позвонила и сказала коротко, как скомандовала:

– В три у меня!

Мишка не успел сказать «ладно, приду» или, например, «понял». Он даже «ага» не успел сказать. Сразу запипикали короткие гудки, как будто девочка ужас как куда-то торопилась. А может, она просто не любит болтать по телефону, подумал Мишка. Бывает же такое.

Конечно же, в три часа он уже угощал Лукошу прихваченным с собой печеньем. Собачка брала угощение неторопливо, с достоинством, но вид имела самый довольный.

Во дворе уже были пришедшие раньше Дамдин и Лёша, а одновременно с Мишкой явился и Савелий. Ждали Назара. Он опоздал минут на двадцать и пришёл не один: за ним по пятам шёл долговязый парень с лицом одновременно и взрослым — на подбородке была щетина! — и детским. Входя в калитку, парень широко улыбался и радостно кивал головой, а от затявкавшей Лукоши сначала потешно шарахнулся, а потом, когда она закрутила хвостом, захохотал и присел на корточки — погладить.

Мишка понял, что это и есть тот самый Емельян, «особый» брат Назара, о котором говорила вчера Капитолина.

Ребята громко говорили пришедшему: «привет, Емельян!», «как дела, Емельян?», а тот молча кивал головой, не переставая улыбаться во весь рот. Мишка тоже сказал: «здравствуй, Емельян!». Назар при этом похлопал брата по руке, привлекая его внимание, и сказал:

– Емельян, это Миша, запомни, его зовут Миша, понял?

И тот неожиданным басом повторил нараспев:

– Ми-иша, Ми-иша…

И снова засмеялся. Удивительно весело смотрел на мир этот Емельян!

Потом Назар остался забавляться с Лукошей, а остальные устроились кто как хотел — на знакомую лавочку и рядом с ней.

– Ну что, мы решили всё рассказать, правильно? — сказал Савелий, обводя взглядом приятелей. Они согласно кивнули, а Капитолина хмыкнула что-то вроде «ещё бы».

– Ну, тогда надо начинать с самого начала. Давай, Дамдин!

Савка сделал широкий жест, как будто приглашая друга на сцену.

Дамдин серьёзно кивнул головой и начал:

– Я тогда совсем обалдел, когда первый раз провалился на Другой Ольхон…

И он неторопливо и сосредоточенно, тщательно подбирая слова, словно отвечая урок, стал рассказывать, как в прошлом году, 

бродя в окрестностях Хужира в поисках убежавшего щенка («ага, их Чимган бегун похлеще нашей Лукоши был», подтвердила Капитолина), неожиданно оказался в незнакомом месте.

То есть, было оно не то чтобы совершенно незнакомым: и Байкал виднелся с правильной стороны, и холм был рядом, и деревья… вот только не было на том холме привычных вышек, и домов знакомых тоже. И не то, чтобы именно знакомых — вовсе не было никаких домов, да и лесок куда-то исчез, а оказался вокруг совершенно степной пейзаж. До горизонта тянулись пологие сопки, поросшие выгоревшей жёсткой травой, с одинокими деревьями и каменистыми грядами на вершинах. И воздух был соответствующий — жаркий, сухой, пропитанный терпкими запахами степных трав.

Дамдин сказал, что он даже не испугался тогда, просто удивился до невозможности и стал тереть глаза, как будто это могло каким-то образом изменить окружающее.

– Прямо кулаками тёр, — вспоминал он, — потом вокруг посмотрел и опять стал тереть!

А когда протёр глаза и убедился, что вокруг всё тот же странный пейзаж, стал осматриваться внимательнее. И тогда же увидел собачьи следы.

Конечно же, Дамдин решил, что это был злополучный Чимган, и припустил по этим следам. Уж так он был настроен найти своего пса, что не медлил ни минуты. Тем более, вдали по склону сопки двигалось тёмное пятнышко — какое-то маленькое животное.

– Я закричал «Чимган, Чимган!» и рванул вдогонку, — рассказывал Дамдин. — Решил, что в любом случае надо его догнать, что бы вокруг ни происходило. Он маленький же, дурной, пропадёт. Бегу, кричу. И тут на сопке — одна, две, три — стали появляться такие тёмные точки. А я всё бегу. А они навстречу. И стало видно, что это звери…

Сначала мальчик принял их за собак. Но очень скоро стало видно, что это не совсем собаки. И даже совсем не собаки. Совпадал только размер: с некрупную лайку. Но в остальном внешность их была не собачья: щетинистая серо-коричневая шерсть на загривке и спине, гладкая — на боках и лапах, коротконосые морды с круглыми немигающими глазами, большие закруглённые уши, постоянно двигающиеся, как локаторы.

Они довольно быстро приблизились к Дамдину, и он тут же остановился. Тот, которого он принял за своего пропавшего щенка, оказался детёнышем того же вида, с торчащей «ёжиком» шерстью и забавными круглыми ушками. Он забежал за спины старших сородичей и с этой безопасной позиции с любопытством таращился на незнакомца.

Звери выстроились полукругом вокруг мальчика и замерли. Только шевелились чуткие уши, да порывы сухого ветра ерошили вздыбленную на холках шерсть.

– Вот тут мне стало страшно, — признался Дамдин. — Я видел, как животные так останавливаются перед атакой. Ну, по телевизору видел. Да и вообще, у нас однажды так хужирские собаки напали на чужую овчарку, её из города привезли. Сначала стояли все напружиненные, как на цыпочках, а потом овчарка шевельнулась — и вся стая как кинется! Кое-как разогнали, а то ведь порвали бы.

И вот с ощущением, что неизвестные звери вот-вот кинутся в атаку, он застыл на месте, чувствуя, как струйки пота стекают между лопаток. Даже непонятно отчего — из-за жары или от страха. Видимо от страха, потому что струйки чётко ощущались как холодные, а всем же известно выражение «пробил холодный пот»!

И тогда совершенно неожиданно для самого себя Дамдин заговорил. Он сказал:

– Привет! А вы кто?

– Сам не понимаю, чего это я брякнул, — усмехнулся Дамдин. — Представляете, сам попал незнамо куда, стая дикого зверья напротив, а я такой: привет, ребята, вы кто такие? Хорошенькое дело!

На эту самую фразу «привет, а вы кто?» уши всех животных разом насторожились, направившись на пришельца… и больше ни одного движения. Никто не сделал ни одного шага, не то чтобы броситься. И Дамдин решил продолжить говорить дальше.

– Я стал нести какую-то чепуху, типа, я вас совсем не знаю, но вы ничего такие, симпатичные. И ещё что-то в этом роде. У меня бабушка всегда говорила: всё вокруг нас — живое и даже если слово не понимает, то настрой чует. Она со всеми разговаривала: с коровами, козами, курами… Даже в огороде с картошкой и всякой разной овощью. Это она сама так говорила — «всякая овощь»…

Звери стояли и слушали.

Они выслушали про то, какие они симпатичные и про то, как сегодня жарко.

Они узнали, что человека зовут Дамдин, что ему почти одиннадцать лет и что он живёт в посёлке Хужир, который непонятно куда делся, потому что не видно домов, вышек и даже моторных лодок и катеров на Байкале.

Они приняли к сведению, что человек закончил четыре класса и осенью пойдёт в пятый, а также то, что у него теперь будет новый классный руководитель, а старший брат Лочин уехал в Иркутск и поступил в вуз.

Потом Дамдин им сказал, что потерял своего щенка по имени Чимган, рыжего лайчонка с белой мордочкой и лапами, и спросил, не встречался ли он где-нибудь поблизости.

И вот тогда один из зверей встряхнул головой, словно чихая, сделал несколько шагов по направлению к мальчику и хрипло и отрывисто протявкал:

— Что. Такое. Лай. Чонок.