Байки Музейного (История вторая)

(запись начинается на полуслове, по-видимому, Музейный не сразу включил диктофон)

… теперь заработало, однако. Ишь, прибор капризный, с норовом, поди ж ты! А и много их, норовистых-то. И здесь, в зале, встречаются. Я кое-кого и опасаюсь, коли честно! (хихикает дребезжащим дробным смешком) Ну да ладно, это как-нить в другой раз. А нынче у меня иной выбор: очень даже сурьёзный.

(слышно натужное сопение и кряхтение, неопределённое бряканье: похоже, Музейный куда-то взбирается)

… ох, ловкость-то во мне уже не та, однако… Ну вот, тута мне привычно, славно. Почитай, самое любезное мне местечко во всей зале. Всё видать, всё слыхать. Опять же именно здесь есть у меня явственное ощущение, что вот туточки, рядом, главный человек музея нашего: сам Николай Михалыч. Ревякин ему фамилия. Он музей придумал, он для него первоначальных ишпонатов насобирал, он им и заведовал. Ну, а потом уж дело переняла дочь его, а сейчас уж и внучка. Называется такое – династия.

Ну и вот, сижу я сейчас на особенном ишпонате – самом настоящем мотоцикле. Этот ишпонат, думаю я, самый приметный во всей зале. Кто ни зайдёт впервой – сразу к нему. И то: кругом всё больше утварь деревянная, бумаги разные, тугументы (конечно же, это документы), опять же ветошь всякая, черепки… А тут – экий железный конь под седлом! Хотя, по-честному ежели, сам Михалыч его козлом прозывал. Так и говорил, мол, «верный мой козёл»! (посмеивается и, судя по звукам, хлопает ладошкой по чему-то твёрдому) Или «надёжный»?.. не упомнил я, переспрошу ещё. Но «козёл» – это точно. И не обидно вовсе, а вроде как ласково.

Купил его Михалыч давненько, первый это мотоцикл на Ольхоне был, такая новинка, что ты! А ездил на нём, почитай, круглый год, и по хозяйственным делам, и с ребятнёй школьной по всему острову: он на «козле» – они на лисапедах. А зимой – так даже по Байкалу езживал, прямо по льду. Ясен день — рыбачить, как на острове без этого… Чем ногами-то топать, куда способнее на колёсах, да с ветерком!

История моя как раз рыбаческая будет. Такой уж случай, что нипочём не позабудешь!

Так вот: весна. Аккурат самое начало мая, а год 1963-й. Май-то он хоть май, а стоит ещё на Байкале лёд. Рыхлый уже, солнцем поверху подтопленный, трещиноватый – но покамест целый, ага. Ходили по нему, остерегались, но ходили. А чего не ходить, когда омуля бормашить самое время! Кто не знает, бормаш – рачок такой, для рыбы здорово лакомый. Так что ежели его в прорубь подпустить, омуль кормиться подходит, вот тут-то и успевай лови его, куда с добром!

Вот, стал быть, и отправился Николай-то Михалыч на этом самом своем «козле» на рыбалку. Не один поехал, с зятем Степаном. Сам, понятное дело, за рулём, Стёпа сзади. Места рыбные знали, да и кто местный их не знает! В общем, в тот раз бормашили они неподалёку от островка по прозвищу Беленький (на карте его можно найти под названием «остров Едор» в заливе Баян-Шунген).

Рыбалка знатная получилась, целый мешок рыбы взвалили за спину Степану, когда назад собрались. Ну, Михалыч опять за рулём, покатили домой в Хужир. Да вот только недолго проехали… Обманчив весенний лёд, ох и обманчив: вроде и крепок на вид, и толст ещё, когда возьмёшься долбить, а внутри себя он уже нехорош, ненадёжен. Эх… (Музейный примолк, завозился на сидении, что-то забормотал неясно, вроде «ладно, ладно, чего уж, сколь лет-то тому…») … ишь, как оно: по сю пору вздрагивает, вспоминаючи, не смотри, что железный…

Вот, стал быть, подточило ли солнце тот лёд, или больно тяжко рыбы навалили – почитай, будто третий человек на «козла»-то взлез, – а только в один момент ушёл бедняга на дно. Только что ехали рыбаки, радовались добыче, и вот уже оба в ледяной воде. А выберись поди – закрайки полыньи-то крошатся, крошатся под рукой! Николай Михалыч как-то на обломок льдины навалился, замер, а Стёпе-то и вовсе беда: тяжеленный мешок на спине! Спас парня нож: чудом изловчился его Михалыч из кармана выпростать да подать. Рассёк Степан лямку, освободился от груза да кое-как, тем же ножом цепляясь, выкатился на лёд. А старшому-то никак самому не выбраться, уж он потом говорил – всё, простился с жизнью! Пожил, мол, на свете, седьмой десяток уже, вот и прибрать к себе решил батюшко Байкал… Ну, чего там решил батюшко – нам неведомо, а зять порешил вовсе даже по-другому. Сорвал он с шеи длинный шарф, кинул конец заместо верёвки, так и вытянул потихоньку из полыньи. А там уж откатились подальше, на крепкий лёд. Живы!

Ну, мокрые да заледенелые бегом в Харанцы, там хорошая знакомая им сухую одёжу выдала, баню истопила; отогрелись мужики, куда с добром. А потом – обратно, к промоине вернулись. Мотоцикл-то утоп, ценность большая! А мешок с омулем – ты глянь! – плавает ещё, рыба-то не поротая, вот на нутряном воздухе и держится. (Музейный имеет в виду имеющийся у рыбы плавательный пузырь). Зацепили мешок, вытащили, чего добру пропадать. Вот так они тот улов, почитай, два раза уловили! (Довольно хихикает).

Кинули верёвку с грузом, чтоб промерить, какая такая глубь в том месте. Ну беда, все сорок метров! Эх, пропал козлик! Уж потом, как лёд-то ушёл, плавали, поглядывали с лодки – да куда там… Пришлось Николай Михалычу другой мотоцикл себе покупать. А что поделаешь-то, тяжело ему было без мотора обходиться.

Думаете, конец этой истории? Да ничуть не бывало! Это ж на Байкале случилось, не где-нибудь; а Байкал – он умеет припугнуть, а может и наградить. Ну и вот: проходит два года. Как-то раз ставит рыболовецкая артель невод аккурат неподалёку от Беленького. Начинают выбирать сеть – ох, тяжело идёт! Что за добыча? И вытаскивают на берег – да вы и сами уж поняли, небось! – этот самый ревякинский мотоцикл!

Прибежали к Николай Михалычу: ну всё, ставь угощенье, наливай по полной, старый друг к тебе возвернулся! Ах ты ж, чудеса, вот тебе и великодушие байкальское: вроде как сам и вернул людям, что забрал. Раз уж не подвели вы друг друга, не отчаялись, по-мужески боролись за жизнь, да ещё и улову не дали пропасть, забирайте свою машину. Рыбам да нерпам она без надобности, так ведь? (хихикает; потом, по-видимому, слезает с сидения мотоцикла на пол)

И ведь какой фокус: целым мотоцикл вернулся, как есть целым, только бачок в нём помяло. Сильно вода давит на глубине-то! Ну, поменяли бак-то, невелика беда. А мотор потом завёлся, как ни в чём не бывало… Говорю же, целым батюшко Байкал вернул свою добычу!

А Михалыч новый-то мотоцикл продал, ездить снова стал на этом. Не предал своего старого «козлика», так-то вот! Справедливо, я так понимаю, ага. А теперь вот он, голубчик, стоит в музее, гордый собой, что ты! Не в каком-нибудь металлоломе ржавеет, а работает важным ишпонатом. И то сказать, заслужил. И Николай Михалыч очень этим доволен был бы, я-то знаю, ага.

Вот такая моя нынешняя история, а посейчас пойду-ка я в свою меховушку закутаюсь, зябко мне что-то стало, да и не шутя. Представить только – два года под водою… бр-р-р-р… (шаркает ногами, вздыхает, потом выключает диктофон).