Похвальный лист дореволюционного времени
От редакции: Продолжаем знакомить наших читателей с новыми байками Музейного. В этот раз Марианна Язева расшифровала запись об уникальном экспонате – Похвальном листе за учебу Николая Михайловича Ревякина, выданный ему еще в царские времена.
(Покряхтывает, ворчит что-то себе под нос)… ну что ж, каникула так каникула. Вишь ты, отдых так от учения называется. Каникула… По мне, так учиться надо завсегда, хоть тебе зима, хоть лето.
А что, бишь, я про учёбу-то разговор завёл? Давеча посиживал я на диване – ладное место, хорошее, вот аккурат в том углу, где выгорожена как бы Николай Михалыча Ревякина комнатка. Стол тут у него, шкаф, книги всякие… А супротив такой стеклянный короб, в который кладут разные важные предметы: то есть, видеть-то ты их видишь, а вот тронуть уж никак. Оттого всё и сохраняется целое, потому – музей. И вот в том стеклянном коробе вдруг шорох пошёл! Ахти, думаю, уж не мышь ли забралась? Соскочил, давай глядеть.
А там просто-напросто возьми да и упади большая такая бумага, что приклеена была стоймя, чтоб разглядеть её было ловчей. А что за бумага, я и сам не помню. Как так? Давно не заглядывал за это стекло, да и, видать, ишпонат (напоминаем, что так наш Музейный называет экспонаты) этот скромный, неразговорчивый. Буквами говорит, ага.
Посидел я возле стеклянной стенки, послушал. Потихоньку-помаленьку словно бы сам Николай Михалыч-то мне и порассказал, что да как.
Бумага не простая. Документ, одно слово! И он как раз-таки про учёбу.
А дело такое: малолетний ещё Коля закончил в соседнем селе самую раннюю свою школу, церковно-приходскую, куда ходил три зимы. Потом ещё год проучился в Харате, ага. И вот, стал-быть, открывается в недалёком бурятском улусе Курумчинское двухклассное училище. Вот двое мальчуганов, Коля да друг его Никита Толстиков, отправляются туда на учёбу.
Путь недалёкий – всего километров десять. А с собой везти следует постель да пропитание: учат-то бесплатно, а вот живи, как тебя семья снарядит, такой порядок. По тогдашним временам училище не простое было: тут тебе и мебель крепкая, и учебники, и тетради, и карандаши цветные, и пособия разные по предметам. А тех предметов – куды с добром! Я и посейчас не всё пойму, чего там было сто лет назад, всякие арифметики, физии, химии да тестозвания (так Музейный, очевидно, понял «естествознание»), во как! Рисовать да чертить тоже научали, и даже как человек устроен, и отчего растение растёт, и всякое другое.
И ведь подумать: откуль в те времена в глухих, можно сказать, краях эдакое чудо: цельное училище, да так ладно обустроенное! А вот как – был у него особый попечитель, Зандан Ханхасаев, на русский лад его Николай Алексеевич прозывали. Человек был куда как образованный – племенных коров разводил аж бельгийской породы, пчёл держал, разную технику для сельского, значит, хозяйства завозил, что ты! И очень уж много он для бурят доброго делал, не жадничал деньгами, ага. Школа, больница, дацан – для всего не жалел, а война началась – в самом Петрограде лазаретом управлял, опять же для своих земляков. Был аж этим… как бишь… депутатом Думы, во как! Видать, думать хорошо умел, я так себе понимаю. У самого тогдашнего царя бывал, во как! Рассказывал потом, что царица для него лично самовар вздувала, такая байка была…
Ну дак ладно, про Николая дале расскажу, ага.
Значится, как учение закончено – это уж как водится, экзамен положено сдавать. А иначе как понять, ладно ли ты занимался? Покажи, что не зря на тебя время учительское потрачено, а дома без тебя с хозяйством управлялись!
Вот тут уж мне ишпонат показал картинку яркую да понятную. Большая комната, а напротив окна сдвинуты столы. Две женщины сидят, по виду учительницы, рядом с ними батюшка в рясе. И заходит еще одна; так мне понимается, что это Ольга Алексеевна Монастырева – она заведует училищем, так и прописано на бумаге, ага. Сурьёзная такая, строгая, что ты! Николай-то Михалыч вспоминал, как на её уроках тишина да порядок были завсегда, окромя учёбы никто ничего и думать не моги!
И вот входит, стал-быть, заведующая. А прям за ней входит уж и вовсе наиважнейший дядечка: на нём форменный китель, да пуговицы блестящие, да нашивки разноцветные, да ещё фуражка с яркой бляхой, да очёчки на носу с цепочкой… По виду дак цельный генерал, ага! И этому человеку фамилия Степанов, а по должности он инпес… инсек… инспектор народных училищ всего Иркутского уезда, во как!
И уж как деревенские ребятишки заробели, увидав такой блеск и всяческую важность… Страх да волнение! А ведь экзамен, соображать надо, а не трясом трястись. Ну ничего, совладали. Из десяти учеников девять сдали не просто так, а с хвалебным, то бишь похвальным листом. Большой лист, красивый, с картинками и буквами, гордость и мальцам, и родителям. В красном углу избы место для него в самый раз!
Вот ентот самый лист-то и шуршал за стеклом. Скушно ему, вишь, стало, соскользнул. Ну, да его на место пристроили уже, а я вон про учения разные призадумался. Ведь сколь лет на свете живу, а ни одного листа мне отродясь никто не выписал. А я ить не то учиться чему, сам кого хошь научу уму-разуму…
Ну да ладно, хватит разговоры разговаривать. Зашла, вишь, тема учебная, а ведь каникула сейчас, отдых всем ученикам. Спит школа, так надо понимать… Ну, пускай себе спит. А в музее напротив того, аккурат самые горячие деньки! Ох-хо-хонюшки…
(запись прерывается)
Добавить комментарий
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.
