Послесловие к статье «Трагедия на Байкале»

Фотокопию этой газетной статьи З.И. Каплиной мне прислала Галина Зеленина, отыскав её в старой газетной подшивке «Байкальские зори». Присланный материал я перепечатал, и позже он вошёл в изданную книгу Зинаиды Ивановны «Остров Ольхон – моя родина».

Нам ни к чему пассаты и муссоны,

Достаточно Байкалу и своих,

Здесь все ветра до одури знакомы,

Сарма одна вполне заменит четверых.

Скалистое Сарминское ущелье

Ледник пробил тараном среди гор,

Чтоб ветер, из трубы той вырываясь,

Взболтал Байкал стремительно в упор.

Лишь свалятся в ущелье злые тучи,

Как с рёвом, хохотом обрушится Сарма,

В безумной пляске волны понесутся,

Неужто балом правит Сатана.

Сметают на своём пути живое,

Как щепки, корабли о скалы бьют,

На дне найти вы можете такое,

Веками обретавшее приют.

Лежат там может кости Чингис-хана,

Доспехи, лодки древних курыкан,

А может там дорога проходила

Из Мангазеи курсом в Магадан.

Сарма бушует, судьбами играет,

Легко поставит чью-то жизнь на кон,

Как лепестки ромашки обрывает,

А за спиной маячит Рубикон.

Вот стихла буря, солнце засияло,

Ленивая, пологая волна.

Ласкаясь нежно, на берег взбегает,

Как будто не куражилась она.

Из века в век меняются эпохи,

Но только не меняется Сарма.

Всех в ярости, коварстве превосходит,

В своём могуществе купается сама.

С. Кретов

Впервые о гибели сейнера «Сталинградец» я услышал в детском саду летом 1960 года, а потом и увидел оба сейнера «Сталинградец» и «Ленинградец». Наша воспитательница в новом детском саду Римма Николаевна Рыкова, красавица с копной вьющихся волос и милыми ямочками на щеках, уводила нас, ребятишек семи лет, после завтрака в солнечную погоду на берег Байкала. Девчонки из нашей группы сливали в детские ведёрки какао от завтрака, собирали печенье или хлеб с маслом и бережно несли в своих руках до самого берега, чтобы всем вместе поесть на свежем воздухе. На берегу под постоянным контролем Риммы Николаевны мы загорали на песчаном пляже Сарайского залива, играли с мячом или залазили на два деревянных сейнера, вытащенных на берег один носом, другой кормой. Они лежали на песке с подпёртыми брёвнами бортами, огромные по нашим меркам и беспомощные. На бортах ещё не стёрлись надписи краской «Сталинградец» и «Ленинградец», а на корме надпись «Порт приписки Хужир». На этих сейнерах мы, юные создания, представляли себя героями-моряками миновавшей недавно войны или первооткрывателями новых земель – пиратами и конкистадорами.

Но в лето перед школой я не запомнил рассказов о трагедии шестилетней давности, а воспринял сознательно года через три в играх с соседскими детьми: братьями Ильёй Орловым, Геной и Сашей Исаевыми, Виталием Орловым. У них родители работали на рыбозаводе, и они, конечно, были в курсе многих дел. А так как особых развлечений не было, то пересказывали друг другу много раз слышанные байки с новыми подробностями, каждый раз сгущая краски. При единственном уцелевшем члене экипажа мальчишки довольно близко к изложенным в газете фактам рассказывали о трагедии сейнера.

Итак, мы лазили по этим кораблям, представляя себя моряками, крутили штурвал, спускались в машинное отделение, кубрик. Везде разор и запущенность, выбитые стёкла иллюминаторов. Пахло старым деревом, впитавшем в себя запах моря, водорослей и тины, паклей и смолой от бортов, соляркой, а ещё человеческими фикалиями. Суда стояли давно, а народ наш, хотя и деревенский, но стеснительный, поэтому при нужде ныряет в старые корабли. До леса бежать далеко, а на песчаном пляже фигуру видно на три километра от Шаманки до Рыбхоза. Кроме местных там побывало немало и приезжих туристов и отдыхающих, которых привозил пароход «Комсомолец» и самолёты, все внесли свою лепту.

Позже эти корабли сожгли, и вот на старой цветной открытке начала 60-х годов можно видеть остовы тех судов, и до недавнего времени иногда вылезал из песка гребной винт одного из сейнеров. Но его срезали автогеном и увезли на металлолом года три назад.

В своей жизни я иногда вспоминал ту давнюю историю или сталкивался с людьми, хоть как-то связанными с событиями 1954 года в Хужире. А недавно благодаря землякам довелось прочитать статью-воспоминание З.И. Каплиной. Я же хочу добавить некоторые комментарии и воспоминания к рассказу об истории гибели «Сталинградца».Летом 1954 года мои родители привезли меня годовалого ребёнка в село Еланцы – районный центр Ольхонского района. В этом селе моя мать училась в войну в школе, в свободное время работая нянькой у детей начальника Ольхонского НКВД. Окончив школу, работала воспитательницей детского сада там же, потом в 1949 году окончив школу ФЗУ в Минусинске, работала в Еланцах мастером на маслопроме. Выйдя замуж за моего отца, с которым познакомилась в Минусинске, уехала работать с ним в геологоразведочную партию в Камчадале в Восточных Саянах. И вот опять Еланцы. Жили на улице Пронькина недалеко от маслопрома, там, где сейчас находится автобусная станция. Мать устроилась в июне 1954 года помощником мастера на ставший ей уже родным маслопром, а отец – мастером на буровую вышку, стоящую в бухте Ая на берегу Байкала. Для поездки на вахту и обратно домой отцу выделили коня и всю необходимую сбрую, телегу или сани в зависимости от сезона. Это коллеги моего отца отправили на сейнере оборудование и трубы для буровой вышки в Ая осенью 1954 года.

Собрались над Байкалом злые тучи,

Жестокие, осенние шторма,

Бюро погоды в сводках сообщило –Вот-вот должна обрушиться Сарма.

В Листвянке стоит сейнер«Сталинградец»,

Последний рейс, и зимний ждётотстой,

Из года в год не раз всё повторялось,

Взгляните в его список послужной.

Всё, как всегда: разгрузка и погрузка

В трюм сейнера и баржу на буксир,

Девчонки дома, семьи дожидаются –

Бальзам на душу, сердцу эликсир.

Соблазнов много ждёт и искушение:

Геологи к ним просятся на борт,

Попутный груз в Ая для экспедиции

Доставлен на корабль в этот порт.

В загрузке сейнера сплошныенарушения,

Не крепят груз, весьма надеясьна авось,

Бог шельму метит за любыепрегрешения,

Как бы команде потом плакать непришлось.

Калым получен, с водкой море поколено,

Ну что с того, что устрашающийпрогноз,

Баржа буксирная, но носит имя«Чайка»,

А «Сталинградец» –гордость флота, альбатрос.

С. Кретов, отрывок из стихов о «Сталинградце»

После кораблекрушения «Сталинградца» остались горюющие родители и семьи погибших, но особенно, конечно, пострадали дети. Прошло всего девять лет после кровавой войны, и жизнь в стране только налаживалась, жилось, как и всем, трудно, а потеря кормильца для семьи – это вообще катастрофа. У капитана сейнера «Сталинградец» Василия Калашникова вдовой осталась красавица жена Екатерина с двумя малолетними сыновьями. Государство чем могло, помогло семьям погибших. Например, старшего сына Василия Калашникова Сергея определили на государственное обеспечение в школу-интернат в Култуке, где он проучился до девятого класса и вернулся учиться в Хужир. Также помогли семьям и других погибших. Но помощь эта родных, конечно, не вернула.

К середине 60-х годов сократилась добыча рыбы на Байкале и в акватории Малого моря. Основная база Мало-Морского флота была сосредоточена в Хужире, была произведена реконструкция рыбозавода, построены новые цеха. Рыбоконсервный цех в урочище Песчаное, производивший консервы «Бычки в томате», «Бычки в масле», «Шпроты» сгорел, да и бычков (ширки) в большом количестве уже не стало, так что надобность в нём отпала.

Деревянные сейнеры «Сталинградец» и «Ленинградец», вытащенные на берег, списали и сожгли, стапеля с берега Сарайского залива убрали.

Рыбозавод получил два новых катера ПТС-150 (промыслово-транспортное судно) «М.И. Калинин» и «К.Е. Ворошилов». Капитаном «Калинина» стал Николай Ионурьевич Кичигин, а капитаном «Ворошилова» – Николай Ильич Баландин. У них сохранились старые традиции в ношении форменной одежды, уставного порядка на катерах и включении сирены при уходе в рейс и возвращении. На «Ворошилове» ещё любили включать проигрыватель пластинок через усилитель при отходе от пирса –марш «Прощание славянки». Сразу всем было ясно, кто пошёл в рейс, а кто вернулся. Нам, мальчишкам, это импонировало. Из буксиров осталась только «Победа», обладавшая приличной скоростью хода, весной ей разгоняли лёд возле причала, а потом «Победа» шла, ломая лёд, до пролива Ольхонские ворота. Рыбозавод получил и две новые металлические несамоходные баржи «Кика» и «Иртыш» с хорошей грузоподъёмностью.

Остальные суда: «Норд-Вест», морской охотник «Алтай», аэмбешки «Сатурн», «Юпитер» и «Марс» в МРС были проданы в Нижнеангарск и другие места. Морской охотник «Сибиряк» вытащили на берег напротив нового коптильного цеха, сняли с него все надстройки, дизель. Рубка «Сибиряка» долго стояла в ограде семьи Михайловых на улице Обручева, в роли кладовой. Корпус МО «Сибиряк» поставили левым бортом на берегу рядом с пирсом и за него намывали песок, чтобы поднять берег перед построенным новым цехом рыбообработки.

Буксир «Победа» позже также был продан, а вместо него купили другой, присвоив ему старое название.

Деревянная баржа «Чайка», достойно вышедшая из поединка со штормом 1954 года, отслужив свой век, выполняла потом роль волнолома. Её вытащили на берег возле скалы Бурхан, набив камнями, где на косогоре были установлены цистерны с соляркой для заправки судов рыбозавода, и поставили бортом к морю, чтобы волны Байкала во время шторма не подмывали глинистый берег возле скалы Богатырь, и он не сползал бы в Байкал. Купание без костра не обходится, поэтому местные пацаны, приезжающие туристы годами рубили деревянные борта для костра, пока от баржи не остались небольшие фрагменты, торчащие из песка. Нет там и деревянного причала для швартовки судов, но в тихую, безветренную погоду остатки его сруба ещё можно увидеть на дне.

Вторую деревянную баржу «Шида» вытащили на берег Сарайского залива ближе к озеру и разобрали на дрова, останки её сожги в кострах купающиеся в водах Байкала.

Доживает свои последние дни в наше время и баржа «Кика». «Иртыш» уже давно разрезали на металл, и вот очередь дошла до «Кики». Стоит она вся искорёженная, избиваемая штормами у разрушенного Хужирского причала, который уже, наверное, не восстановят никогда. Не находится пока желающих вкладывать деньги в это сооружение.

Многих людей, названных в газетной статье, я, приехав на остров в 1959 году, уже не видел и естественно не знаю. От Козловых осталось только название местечка в Ольхонском лесу, пригодное для сенокоса, а также место сбора ягоды брусники – это Козловский балаган. Старики Родовиковы доживали свой век в Хужире скромно, как все. Я знал их, но не знал о том, что их сын погиб на «Сталинградце».

Степан Жуков, уцелевший шкипер с баржи «Чайка», на моей памяти уже на катерах не ходил, а работал шофёром в гараже на грузовых машинах, а позже возил воду на машине-водовозке. Пьяным я его никогда не видел, а если он и выпивал, то дома или по праздникам, это никому не возбраняется. Жил он на одной улице с Калашниковыми, да и дома стояли почти напротив друг друга. Степан с женой Валентиной родили и вырастили сына Владимира с дочерью Любой. Люба, 1956 года рождения, училась в одном классе с моей сестрой, они дружили. Она после школы вышла замуж и жила в Иркутске. Владимир, отслужив срочную службу в Хабаровске, вернулся на Ольхон, рыбачил, был бригадиром, а потом ушёл работать в местное лесничество к Верхошинскому. Моя соседка по даче в Иркутске Вера Ивановна Лохова, работник комитета по охране природы, отзывалась о нём как толковом работнике, пекущемся о благе для человечества.

Валентина Перфильевна Жукова много лет проработала на поселковой почте вместе с моей матерью. В молодости они хаживали друг к другу. И я, наверное, подслушал часть их разговора о давней трагедии, из которого помнится, что речь шла о том, как обрубили буксир на катере, бросив несамоходную баржу на произвол судьбы. Как сейнер и баржа дрейфовали недалеко друг от друга, о трёх человеках на мачте катера, боровшихся за возможность подняться выше и закрепиться. А потом на мачте остался только один, которого и сняла подоспевшая утром помощь, мокрого, замерзающего, но живого. Это и был старпом «Сталинградца» Алексей Дубинин. Ответственный на судне за пассажиров и груз, мер к закреплению груза не принял, что сыграло потом роковую роль во время шторма. А судя по статье в газете, разбуженный на вахту старпом разбираться в обстановке не стал, как и бороться за живучесть корабля и спасение товарищей, а бросился сразу к мачте и забрался повыше, успев привязаться, наблюдая сверху за гибелью товарищей и пассажиров. А Рыкову, до последнего держащего работу дизеля, по колено в воде и обеспечивающего управление катером, привязаться было нечем, и шансов на спасение не осталось.

Во времена Горбачёва в стране пошла мода на приобретение садовых и дачных участков, и я тоже не избежал этой участи. Договорился, при содействии знакомых, с местным комитетом Иркутской мебельной фабрики, вступил в садоводческое товарищество «Кедр», принадлежавшее ей, и получил там участок. Участок разработали всей семьёй, построили дом. Вернувшись как-то после поездки на Ольхон, я угостил рыбой, омулем, сторожа садоводства Василия Семёновича Ермолаева. Он поблагодарил меня за рыбу, а узнав, что я был на Ольхоне, сказал, что он тоже там жил. Я был удивлён, так как фамилии Ермолаев я там никогда не слышал. Вот тогда он и поведал мне свою историю.

Его семья в составе матери, брата, сестры Варвары и его, Василия, была выслана из Мордовии в годы войны на поселение в село Качуг Иркутской области, где они и жили. Местный колхоз сформировал бригаду рыбаков и отправил на работу на Мало-Морский рыбозавод. Так он с братом попал на Ольхон, потом к ним перебрались мать с сестрой. В войну рыбачили для колхоза, а после войны завербовались в ММРЗ. Мать работала в ММРЗ на рыбообработке, а дочь – в Хужирском сельпо.

Брат был старше, ходил на «Сталинградце», куда потом юнгой взяли Василия. Я, прервав его, сказал, что в то время мой дядька Василий Ланин тоже был юнгой на «Сталинградце». Василий заулыбался и сказал, что он прекрасно знает Ланина, они вместе были юнгами у Калашникова.

Пасынок моей бабушки от второго брака Василий Ланин жил в Хужире у своей тётки Тамары Ивановны Карбовской (Рыковой). Отец его пропал на фронте без вести. Бабушка моя сошлась в 1949 году с Ветровым Константином Ефимовичем (гад, каких свет не видывал). Ветров выгонял её младшего сына Виктора Ланина зимой из дома, и десятилетний мальчишка ночевал, зарывшись в стог сена. Поэтому бабушке и пасынка взять к себе было не возможно. Василий Ланин летом 1954 года уехал в Иркутск на учёбу, там и остался. Получил высшее образование, работал на стройке и в начале 60-х получил квартиру в новом доме по улице Декабрьских событий. Жена Василия Ланина работала заведующей секцией универмага номер один, что позже стал магазином 1000 мелочей. Умер Василий в 1979 году.

Василию Ермолаеву удалось избежать участи команды «Сталинградца», в том числе и его брата Александра. О Василии Ермолаеве в статье не упоминается, про него забыли. У каждого человека своя судьба. Летом 1954 года с сейнера «Сталинградец» в районе Будуна выбирали сети, а на штурвале стоял юнга Василий Ермолаев. Василий прохлопал ушами и не выполнил команды капитана, в результате чего сейнер намотал сети на винт, надолго потеряв ход, пока матросы, ныряя, не обрезали ножами сеть с винта. Разозлённый капитан Василий Калашников выгнал нерадивого юнгу с сейнера, что и спасло ему потом жизнь.

После гибели брата Василий с матерью и сестрой уехали в Иркутск, устроились на мебельную фабрику, где всю жизнь и проработали. Василий работал сварщиком, женился, у него в семье родились две дочери. В середине 90-х годов его жена Капитолина умерла от рака, а Василий, оставшись один, стал пить по-чёрному. Во время очередного запоя зимой 2000 года Василию ночью стало плохо, и он с одной босой ногой выскочил из своего домика на улицу, где упал и замёрз.

Сестре его тоже не повезло в жизни. Как и брат, она получила от фабрики квартиру в деревянном доме в микрорайоне Первомайский. Вышла замуж, родила сына. Но одна его воспитывала, правда воспитала плохо. Сын толком не работал, пил. Однажды требуя от матери денег на пьянку, в ярости выкинул больную, лежащую на кровати мать, в окно квартиры. Мать, разбившись о землю, умерла. Так закончилась жизнь ссыльнопоселенцев из Мордовии.