Волшебной кисти торжество

Иван Ефимович Репин – основоположник русского реализма, мастер портретного, исторического и бытового жанра. Через полотна великого художника предстает целая эпоха русской культуры. По воспоминаниям современников Илья Ефимович был человеком впечатлительным, страстным, увлекающимся. Он был отзывчив на многие жгучие проблемы общественной жизни, сопричастен социальной и художественной мысли своего времени.

«Люблю свет, люблю истину, люблю добро и красоту как самые лучшие дары нашей жизни, и особенно – искусство!.. Где бы я ни был, чем бы не развлекался, чем бы не восхищался, оно всегда и везде в моем сердце, в моих желаниях, лучших, сокровеннейших. Часы утра, которые я посвящаю ему, – лучшие часы в моей жизни». Репин создал очень много произведений, такие как «Иван Грозный и сын его Иван», «Прощание Пушкина с морем», «Крестный ход в русской губернии», «Не ждали». Но славу ему принесла первая же большая картина «Бурлаки на Волге». Историю «Бурлаков» Репин рассказал в книге «Далекое близкое».

Бурлаки и дачники

Картина «Бурлаки на Волге» начиналась не на Волге, а на Неве. Репин учился в Петербурге, в Академии художеств. Он очень много работал. От зари и до зари он не выходил из мастерской. Однажды в погожий летний день товарищи вытащили его за город. Поплыли на пароходе по Неве. На какой-то пристани сошли погулять. На высоком берегу стояли красивые дачи. От них сбегали к воде широкие лестницы. Всё вокруг утопало в зелени… Нарядные господа, офицеры, студенты, дамы под разноцветными зонтиками. Всюду слышались веселые голоса, беззаботный смех. И вдруг…

– Что это движется сюда? Вон то, темное? – спросил у товарища Репин.

– А! Это бурлаки тянут барку, – отвечал товарищ.

Буксиры лишь недавно появились. Когда промышленнику или купцу требовалось перевезти груз, дешевле всего выходило нанять ватагу бурлаков. Люди впряглись в лямки и, шагая по берегу, тянули груженное судно. Тянули месяц и два, от верховья реки до устья, шли, не останавливаясь, и под палящим солнцем, и под проливным дождем. Репину прежде не приходилось видеть бурлаков.

– Какой ужас! Люди вместо скота впряжены!

Веселое гулянье уже не радовало его. Он вспоминал потом: «Приблизились… У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезли, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Истлевшие – не узнать розового ситца, висящего на них полосами, и не разобрать даже ни цвета, ни материи, из которой они сделаны. Вот лохмотья! Влегшие в лямку груди обтерлись до красна. Оголились и побурели от загара… Лица угрюмые, иногда только сверкнет тяжелый взгляд из-под пряди сбившихся висячих волос, лица потные блестят, и рубахи насквозь потемнели…» Еще минута – и темная ватага бурлаков вплотную приблизилась к нарядной толпе гуляющих…

Первый набросок

Чем не картина! Репин сделал набросок: гуляющие господа и тут же бурлаки, выбиваясь из сил, тянут барку.

– А, бурлаки! Задело за живое! – сказал Федор Васильев, разглядывая набросок.

И тут же стал спорить. А хорошо ли так? Барышни, кавалеры, дачи – и толпа чумазых, страшных людей. Как-будто нарочно придумано! Чтобы разжалобить господ. Вы, мол, гуляете, а рядом люди мучаются. Да стоит ли писать такую жалостливую картинку? Может быть, для художника интереснее приглядеться к самим бурлакам, понять, кто скрывается под этими грязными лохмотьями?

– Я бы на твоем месте поехал на Волгу, – посоветовал Васильев. – Посмотрел настоящих бурлаков.

Волга!

Чемоданы набиты до отказа: альбомы, этюдники, постельное белье, кастрюли, макароны, – никто не знает, что ждет путешественников на неведомых землях. Пароходник, шлепая колесами, бежит вниз по Волге. Репину не приходилось бывать на больших реках. А тут сразу – Волга! «Какая роскошь, безграничность! И веселье какое-то не покидает нас на Волге. Ширь, простор, да и встречи поминутные…» На Волгу отправились вчетвером – молодые художники.

На привале

Мимо деревни, где жили художники, часто проходила одна и та же бурлацкая артель. В ней было одиннадцать человек. Репин подружился с ними и хорошо знал каждого бурлака. И огромного широкогрудого силача, заросшего черной бородой; его называли «нижегородским бойцом», – наверно, за удаль в кулачных битвах. И дерзкого Ильку-матроса. И отставного солдата, недавно начавшего бурлачить. И юного Ларьку. Каждый из них мог рассказать много интересного о себе, о своей судьбе, о том, что пришлось ему пережить, увидеть и услышать на своем веку. А когда Репин познакомился с каждым бурлаком в отдельности, он понял, что и все вместе они не измученное, бессловесное стадо, как ему показалось когда-то, а сильные, смелые, умные люди. И он почувствовал, что не жалость к бурлакам теперь толкает его написать картину, а любовь и уважение к ним.

Портрет Канина

Больше всех нравился Репину бурлак по имени Канин. Репин чувствовал, что перед ним необыкновенный человек. Канин будто знал что-то, чего не знали другие. Он мало говорил, не обижался на товарищей за их шутки, не спорил с ними. «Только брови его все выше поднимались да выцветшие серые глаза детски отражали небо», – вспоминал Репин. Видно было, что этот человек много думал в жизни и многое понял. Он умел отличать главное от мелкого и случайного. Все в Канине привлекало художника – и его душевная сила, и лицо, и движения. Канин шагал, тяжело ступая, запряженный в привязанную к длинному канату бечеве, потемневшую от пота кожаную петлю. Репин шагал с ним в ногу, не спуская с него восторженного взгляда.

«Как дивно у него повязана тряпицей голова, как закручивались волосы к шее…» – думал он, прибавляя ходу, чтобы не отстать. И вот Репин пишет этюд с Канина. Бурлак влез грудью в лямку и повис в ней, опустив руки. Репин, спеша, мазок за мазком клал краски на холст, стараясь передать и глубину его светлых глаз, и большой умный лоб, и теплый цвет его покрытой загаром кожи… Только через пять лет Репин закончил картину «Бурлаки на Волге».

Несокрушимые

И вот они перед нами – «Бурлаки на Волге». Одиннадцать человек, запряженные в лямки, шагают по раскаленному песку. Впереди – Канин, добрый и мудрый. Репин показал и его сильные плечи, грудь, руки и его душевную силу. Рядом с ним – взлохмаченный, бородатый «нижнегородский боец». Он напрягся в лямке, тянет и тянет без устали и всех увлекает за собой. По другую сторону Канина – Илька-матрос. Он смотрит прямо в глаза зрителю – колючий, непокорный. В его взгляде угроза. Чуть позади – в шляпе с горшком – высокий бурлак с коротенькой трубкой в зубах. Он не слишком нажимает на ремень, бредет не спеша, вроде и не думая ни о чем. Утирая пот со лба, плетется больно бурлак. Сразу видно: недолго осталось ему «тянуть лямку». Юный Ларька вцепился в хомут руками, будто хочет сбросить его. Неужели всю жизнь больше не увидит он ничего, кроме этого раскаленного песка, этой бесконечной воды, этих потемневших от пота спин и ровно шагающих ног? Зато как спокоен его сосед, старик. Привалился к Ларьке плечом, на ходу набивает трубочку и словно ничего не желает больше. Наверно, и он когда-то мечтал о другой жизни, да шли годы – притерпелся. Между Ларькой и стариком виден калмык, тень от картуза почти скрывает его лицо. Старательно ступает отставной солдат, единственный из всех обутый в сапоги. Он еще не успел их сносить. Солдат пока не приноровился к бурлацкому делу. Но еще сотня-другая верст истреплет его одежду, скинет разбитые сапоги, – пообвыкнет. Высокий грек гневно оглядывается: там на барже, устроились те, кто нанял ватагу, кого бурлаки в разговорах называли «кровопийцами». Последний бурлак отстал от остальных, низко согнулся. То ли горе его согнуло, то ли нет сил идти. Одиннадцать человек. Сильные и слабые. Непокорные и смирившиеся. Но все вместе они совсем не то, что порознь.

«Эти одиннадцать человек, шагающих в одну ногу. Натянувшие лямку и натужившись грудью… – писал о них Стасов, – могучие, бодрые, несокрушимые люди, которые создали богатырскую песню «Дубинушка».