Байки Музейного. История 9-я «Катастрофа».

… и так-то оно бывает тяжко да страшно… а ить никуда от этого не убраться, не спрятаться. А потому что всякое случается, это и есть самая история, музей для неё и поставлен, чтобы всякое не забывать, пусть оно даже вот такое – тяжкое да страшное.

(пауза)

Вот глядишь, к примеру, совсем простой предмет. Казалось бы, да какой с него испонат? Эдаких испонатов, почитай, в каждом деревенском дворе наберёшь цельную охапку! Запростецкий ковшик, старый да мятый, нипочём собой не видный – не ручная работа, не мастером деланная, так себе, ерундовина. Но вот подойти к нему вблизь, а того больше – в руки брать его, у меня даже силушки не хватает. Такому был он свидетелем, что хоть и миновало с тех времён едва ли не сто двадцать годков, а ить по сю пору криком от него исходит. Вот прям бьёт по сердцу, как ни подойду… Сейчас и подумалось: мож, полегчает, коли обскажу я вслух ту историю? Ох, не знаю, да уж попробую.

Давнее дело. Ещё ходили по Байкалу-морю судёнышки немудрящие, такие… шхуны. Мачты, паруса. Но уж и пароходы появились. Ох и пароходы же – из трубы дымище, гребные колёса по воде шлёпают, а скорость… да уж какая есть, всё хорошо. Главное дело, идёт, куда требуется, от ветра не зависит. На буксир может взять судно, а то и несколько, и получится такая цепочка, навроде морского каравана.

Вот и в тот раз шли суда караваном. Впереди рабочая лошадка, старенький пароход «Иаков», а на буксире за ним цельный отряд: спервоначалу парусник «Потапов», за тем – «Могилёв» и «Шипунов». Ну, такая манера была, по фамилиям судовладельцев прозвания давать. Да, и за «Шипуновым» ещё три лодки бурятские были прицеплены, лодки-мореходки. Шли они такой вот компанией от Усть-Баргузина, с восточного берега. Омулёвая путина тогда закончилась как раз, мно-о-ого бочек с рыбой загрузили, больше тыщи! А ещё неводы – большая ценность рыбацкая, что ты! Ну, конечно, тут и пассажиры по билетам, числом поболе ста шестидесяти. А ещё пассажиры безбилетные, те безо всякого учёта. Да целыми семьями! Домой, вишь, возвращались с промысла. Как раз расчёт получили за сезон, довольнёшеньки…

А надо сказать, погода суровая случилась: ранние, вишь, холода, середина октября – а уж минус семнадцать, да со снегом… Ну что, загрузились да поплыли. Путь непростой, от Верхнеангарска – занятно, что посейчас он Нижнеангарском зовётся! – через Усть-Баргузин, где основной люд-то и загрузился, через Кочериково, где дровами запасались для котлов пароходных, а там уж по Малому Морю до мыса Кобылья Голова и дальше к Иркутску… ну, да уж и до той Головы дойти не судьба была...

(молчит, потом что-то невнятно бормочет себе под нос, тяжко вздыхает)

…там, супротив Сармы-то, долины этой самой, капитан сразу недобрый знак увидел. Это уж чётко там устроено в природе, что ежели над гольцами хребта Приморского встанут облачка, совсем на вид обычные, аккуратные такие, тихонькие, а потом образуется просвет между теми облачками и горами – ну, тогда держись. Через полчаса, а то и раньше, ветер сарма скатится по долине, да какой ветер! Шквалом обрушится, а тут уж успевай спасаться: крыши рвёт на домах, скотину с ног сбивает, деревья корчует… А кораблю на воде о ту пору оказаться – ой, беда бедовая!

Вот и попал тот караван под самую жуткую сарму. Спасались как могли – расцепили судна, чтоб не разбило всех разом об ольхонские скалы… Ну да пароход сумел до отмели добраться, а там уже тросами уцепить за деревья… в общем, выстоял «Иаков». А ведь так-то швыряло старика, что колесо гребное с одной стороны у него целиком под воду уходило, а другое крутилось, почитай, по воздуху! Но уцелел, справилась команда.

А вот остальным-то страшнее досталось. «Шипунов» пытался править от берега, да куда там при такой волне! Тащило его прямиком на скалы… но ить всё же зацепился якорем, сдюжил. Перепуганные вусмерть пассажиры, кого не смыло волной, живы остались, и даже груз сохранился.

У «Могилёва» же по-иному случилось. Там, вишь, тоже понесло было судно на скалы, да чудом угадало оно промеж скал. Свезло шхуне: оказались у ней на борту буряты ольхонские, которые и закричали матросам не бросать якорей, потому как несёт волна на знакомое им пологое место возле улуса Семисосенного. Так что и тут люди по большей части спастись смогли.

Горше всех вышло с «Потаповым». Ох, жестокую дань взял тогда Байкал… Разбило судно об отвесный сорокаметровый утёс, и спастись не удалось, почитай, никому. Куда ж выплывешь в ледяной воде да в огромных волнах, которые хлещут что есть силы в острые камни? Э-эх…

(долгое молчание, слышно только шарканье ног: Музейный бродит взад-вперёд по залу)

… так-то вот. А ковшик этот самый, такой уж собой невидный, да и ничем не примечательный по первому взгляду, вот аккурат там тогда и выловили. Такой вот скромный свидетель этой катастрофы.

Мало чего отдала тогда вода – пошвыряла на берег обломки судов и лодок да обрывки снастей… И люди-то большинством на дне упокоились, мало кого похоронить удалось, десятка три всего, что ли. А сгинуло-то поболе двухсот, точно и не узнать, кто в те времена пассажиров-то порядком считал да учитывал? Говорят, по сей день… ох, Байкал-батюшка… нет-нет, да зацепит рыбацкая сеть человечьи косточки, водою выбеленные…

(слышен резкий металлический звук)

… ох ты ж, сердечный, и твою-то железну душу покой не берёт… Сейчас, устрою тебя на место, не бренчи, не волнуйся. Ишь, всколыхнуло тебя, как той волной погубительной!.. Ну вот, теперь и ладненько. Пойду-ко я, однако, к себе на лежанку. Чтой-то не в духе я тут этой ночью…

(запись обрывается)