Путешествие американского этнографа на Ольхон

Куртин прибыл в Иркутск 9 июля 1900 года. После нескольких недель подготовки он предпринял экспедицию к бурятам, длившуюся около 2 месяцев. Его путевые заметки опубликованы в Бостоне в 1909 г. под названием «Путешествие по Южной Сибири». Наблюдения американского ученого о жизни ольхонских бурят весьма интересны и познавательны. Мы предлагаем познакомиться с некоторыми из них.

Путь от Иркутска до Ольхона в то время проходил через Хомутово, Усть-Орду, Хогот, Косую Степь, Еланцы, Кутул. Первой остановкой на ольхонской земле была Косая степь. Как и любого путника, Куртина здесь ждал самовар. «В России чай-это самый главный и лучший напиток. Насколько я знаю, русский чай – это самый освежающий напиток в мире, и когда есть сухари –это самая лучшая еда по утрам» — пишет в своих путевых заметках автор.

Далее была остановка в Еланцах, где Куртин задержался из-за ожидания лошадей.

Почтовая станция Еланцы. Фото Дж. Куртина.

«В Еланцине мне сказали, что в этот день нельзя будет достать лошадей, в любом случае я должен ждать до завтра. Эта станция, которая находится примерно в версте от села, является одной из лучших на дороге. Здесь большое здание с довольно чистыми комнатами и огромной кухней. Прямо через дорогу находится небольшой дом, а рядом небольшая церковь с куполом и колокольней. За церковью находится высокая гора. Это место напомнило нам о Рагаце в Швейцарии. Начальник станции, молодой женатый человек, имел много провизии и хорошо обращался с нами. К вечеру явился Вася (проводник и переводчик Василий Михайлов – авт.), и нам обещали лошадей на завтра утром. Но, несмотря на все усилия, мы выехали почти в полдень. Дорога была неровной и пыльной. По мере приближения к озеру появляются невысокие, безлесные холмы с каменистыми вершинами, которые местами выглядят так, как если бы были установлены алтари или как будто покрыты руинами древних крепостей. После досадных задержек я получил четырех лошадей и две маленькие повозки для продолжения нашего путешествия на остров. Начиная с десяти часов утра, у нас был очень интересный день. Между Кутулом и озером Байкал есть два села, Кучулга и Тогот — в первом содержится около пятидесяти домов, другой гораздо меньше».

В Кутуле экспедиция вновь совершила остановку, а ученый делает записи в своем дневнике: «Эта станция хорошо сохранилась и просторная. В ней есть большой зал, где буряты проводят свои общественные собрания и обсуждают вопросы, затрагивающие интересы района. Хозяйки дома, русской, не было дома, она уехала в город за сто верст, чтобы послать телеграмму мужу, который был в армии. Путь от Кутула до Ольхона, хотя и короткий, требовал немалых усилий и терпения. Судя по всему, достать лошадей было очень трудно. Была задержка и по другим причинам. Когда я был в раздумье относительно того, что делать, начальник округа прибыл на станцию, чтобы присутствовать на бурятском собрании, и он оказал мне помощь, без которой у меня было бы много неприятностей. Он посоветовал мне нанять еще одного человека, знакомого с ольхонским народом, а также сообщил, что дорога к озеру настолько трудна, что мне пришлось оставить свою карету в Кутуле и взять повозки. Мастером почтовых лошадей в Кутуле является юноша по имени Муравьев. Этот человек, наполовину русский, наполовину бурят, чрезвычайно склонен к зарабатыванию денег и в своих делах так же крив, как и всемирно известный бараний рог. Его отец был чистокровным бурятом. Когда граф Муравьев-Амурский был губернатором Восточной Сибири, ему очень понравился этот бурят. Благодаря его влиянию юноша стал христианином и при крещении получил имя Муравьев, тем самым улучшив свое положение в мирском смысле. Через некоторое время русская девушка, обманутая мужчиной, который в свое время бросил ее, осталась одна, бурят Муравьев женился на ней; ребенка, который был сыном, он усыновил. Позже у нее родился сын от Муравьева. Это тот полубурятский юноша, о котором я упоминал как о любителе денег. На острове Ольхон есть только один магазин; этот магазин принадлежит Муравьеву, русскому, сводному его брату; оба они сыновья бывшей обманутой госпожи Муравьевой». В Кутуле же Куртин посетил местного шамана: «Мы остановились у дома в полумиле от парома на остров Ольхон. Перед ним стоял шаман, вокруг него было пять или шесть блюд, содержащих кислое молоко и тарасун. Он выполнял какой-то обряд в своем кабинете. Как раз перед тем, как мы остановились, он совершил возлияние, подбросив тарасун вверх, и пропел молитву. Шаман был очень странным человеком в облике и действиях. Он мягко покачивался из стороны в сторону, когда пел, а затем сделал несколько шагов, которые были короткими и судорожными, что-то вроде подергивания. Вскоре он остановился, сделал еще одно возлияние, снова запел, окропил тарасуном и молоком кусты, растущие возле дома. Все, что я мог узнать, это то, что эти подношения были сделаны, чтобы отогнать болезнь».

На Ольхон американец и его сопровождающие переправились на лодках вместе с лошадьми. В своих путевых заметках автор пишет: «Переход на остров, который в длину чуть более мили, мы должны были совершить в хорошую погоду, так как озеро время от времени бывает неспокойно, а состояние лодок весьма ненадежно. Наш шанс на безопасную переправу был хорошим, так как в августе как правило погода отличная. Две лодки, обслуживающие переправу, были необходимы для нашей компании, так как у нас было четыре лошади и две телеги. Одна из лодок стояла у материка, другая возвращалась с острова, и мы ждали её, желая соединить вместе. Повозки были подняты в шлюпки. Лошади вскочили на борт очень проворно, показывая, что они привыкли к этому способу путешествия. Каждая лодка везла две лошади и одну повозку. На моей лодке было шесть гребцов- мужчин, женщин и детей; на другой лодке было четыре. Понадобилось 35 минут, чтобы пересечь пролив». Переправа прошла без приключений и неприятностей. Нога американца ступила на остров. Сделав короткую остановку в Нурах экспедиция направилась в деревню Семь сосен.

Около полуночи компания достигла цели своего путешествия. Первым делом нужно было найти жилье. Автор пишет: «Существовал только один ряд зданий в той части Семи сосен, где был магазин. Первым из этих зданий было жилище кладовщика, дом с одной большой комнатой; вторым зданием был его магазин. Он был очень небольшим, и тесно заполнен продуктами и сухими товарами. Третий — сарай, который не мог быть использован для ночлега. Четвертый принадлежал русскому, который отсутствовал. Я пошел в пятый дом, но женщина, живущая там сказал мне, что в ее доме миллиарды блох, и совесть не позволяет ей пустить кого-то ночевать в нем. Мои поиски оказались бесплодными, я вернулся к кладовщику и спросил его, что мне делать. Он предположил, что я мог бы спать в церкви. Я согласился на это, и мои вещи были перенесены в небольшой молитвенный дом. Вася и Лазарев легли спать под сараем, в повозке». Две ночи Куртин спал на полу молитвенного дома. На третий день хозяин, вернувшийся с рыбалки, лишил его приюта. Он был очень зол, что здание было открыто в его отсутствие и ни деньги, ни документы, демонстрирующие государственную защиту, не оказывали на него влияние.

Пытаясь собрать информацию в Семи соснах, Куртин познакомился с молодым бурятом, который недавно построил дом и пригласил Джерими к себе. «Плита, несколько стульев, сосновый стол, и кровать были всей мебелью, что находилась в комнате» — описывает их быт этнограф. «Он и его жена были чрезвычайно добрыми людьми. Женщина убирала комнату с большой осторожностью, а мужчина приходил несколько раз в день, чтобы зажечь самовар и сделать все, чтобы нам было комфортно. В обычное время они были заняты на лугу рядом, косили и загребали траву. Было приятно наблюдать их удовольствие и благодарность, когда при расставании я наградил их за доброту».

Научных сведений о фольклоре и верованиях бурят на острове Куртин собрал мало. Им было принято решение вернуться на материк, где по словам сопровождающего Лазарева жители были более развиты и открыты. По дороге путешественники остановились в д. Кунта. Здесь Джерими встретил кузнеца итальянца. Каким образом он попал в Сибирь в записках не сказано, но услышав родную речь (без преувеличения можно сказать, что Дж. Куртин владел десятками разных языков, в том числе и итальянским) был несказанно рад.

Далее этнограф отправился в Косую степь и Алагуй. «По моему прибытию в Алагуевский род, расположенный в живописном месте, окруженный лугами, я обнаружил, что ожидал. Управа — здание, используемое для государственных целей, была открыта и варился самовар. Секретарь или официальный переводчик, и двенадцать-пятнадцать бурят ждали там встречи со мной. Секретарь — русский сосланный на всю жизнь, является образованным и интересным человеком. Хотя ему только 45 лет, его лицо покрыто глубокими морщинами, и он выглядит грустным, вероятно, потому что много страдал; пятнадцать лет его жизни прошло в изгнании. Позже, от чиновника в Иркутске, я узнал, что этот человек был в армии и был осужден за удар вышестоящего офицера».

Много еще интересных примечаний и наблюдений содержится в книге Джерими Куртина. Они касаются быта, традиций и верований местных жителей, окружающей природы. Жаль, что до сих пор труд американского ученого полностью не переведен на русский язык, и российские научные и общественные круги не знакомы с творчеством человека, который запечатлел в своих записях и фотографиях жизнь наших предков.

Начальник архивного отдела А.В. Маланова