Люди с обветренными лицами

Особое племя сибиряков живёт на острове Ольхоне – люди с обветренными, бронзовыми лицами. Одинокий вытянутый остров, словно дрейфующий корабль, вмерз в ледяные поля по середине Байкала. Круглый год атакуют остров пронзительные ветры, и ольхонец встречает их с открытым лицом; ему некогда прятать нос в меха: большую часть жизни он проводит в открытом море. Ольхонец всегда в окружении воды, но плавать не умеет. Байкал обжигает холодом зимой и летом, в ледяной воде не обучишься плавать ни саженками, ни королем. Ольхонец в любое время может сказать, какая глубина под лодкой, он укажет место всего в десяти километрах от острова, где ни одна сеть не достает дна: там самое глубокое подводное ущелье. И всё же, облачившись в ватник и сапоги, уплывает ольхонец летом от дома, закидывает с лодки свои сети и считает пяти – шестибалльные штормы обычным брюзжанием старика Байкала.

Житель Сибири, ольхонец почти не видит снега; ветер сдувает снег с острова, и обнаженные сопки, песчаные холм, постройки из сосны выступают в своем натуральном желтовато-красном цвете. Зато ольхонец прекрасно знает лёд, который после осенних волнений открывает свободный доступ на остров. Ольхонец знает, что главнокомандующий над ледовым просторами-ветер. Он находит открытые места и раскачивает волны под толстым панцирем. Море кипит подо льдом, с пушистым грохотом может лопнуть самая прочная льдина, и если вовремя не заметишь трещину, быть беде.

Неожиданно среди зимы грянул на Ольхоне весенний день. Собственно, какая там весна – десять градусов мороза! Но солнце так щедро, что хочется снять шапку и прислушаться, не застучит ли вот–вот капель. Под солнечными лучами раззолотился Хужир, главный рыбацкий поселок на острове, весь, от фундаментов до крыш, отстроенный из сосны. Здесь проживает большинство ольхонских рыбаков, тут учатся их дети. Отсюда отправляются путешествовать по всему свету знаменитые омулевые бочки.

…Машина бежит по ровному полю. Но дорога эта обманчива. За несколько дней до нашего приезда ветер отрвал в Малом море (узкая часть Байкала между островом и материком; там зимой рыбачат ольхонцы) огромную льдину и понес её в открытое Большое море: Байкал ещё не весь замёрз. На поле длиною в пятнадцать и шириною в четыре-пять километров несколько десятков рыбаков занимались ловом и долгое время не замечали движения. Когда кто–то из рыбаков пробил тревогу, люди принялись прежде всего выбирать сети, выводить лошадей. С Ольхона неслись к плывущей льдине грузовики, лошади: везли канаты и тросы, все имеющиеся в посёлке трапы и доски. Между тем льдина постепенно ускоряла ход, терлась о встречные поля, крошилась. Рыбакам пришлось прыгать с островка на островок до прочного льда. Спаслись все, утонула только лошадь, да погибли километры сетей с уловом. Большую льдину на другой день искрошило совсем, а ещё через день в посёлке появилась собака Альма, о ней тогда в спешке не вспомнили.

Происшествие уже забылось, да и некогда было маломорцам долго волноваться. В таких случаях рыбаки не имеют привычки падать духом, сетовать на судьбу или грозить морю – рыбаки снова берутся за сети. Час за часом рыбак на морозе и ветре окунает в воду покрасневшие руки. Вытянув пустые сети, он снова расставляет свои ловушки, пока не заблестят они серебром. Люди, чуть грузноватые в тулупах, валенках и в просторных, почти по локоть рукавицах, с полуслова выполняют распоряжение высокого человека с громким голосом. Он высматривает трещины и пропарины от теплых ключей, которые могут вдруг появиться на пути; залезает в брезентовую палатку, где рыбаки выбирают сети; катит на коньках по тёмно-зеленому, бутылочного цвета льду, сквозь который можно ещё на сорок метров заглядывать вниз. За улов, за заработок, за безопасность рыбака отвечает в первую голову он, начальник государственного лова. Павел Иванович Белозерцев три десятка лет щупает сетями дно, он знает Байкал. И всё равно, помимо опыта, предводителю рыбаков надо обладать особым даром, каким-то чутьём на людей, на море. Говорят, Белозерцев видит любого рыбака насквозь и видит море до дна. И рыбаки доверяются этому человеку и называют его просто и сердечно – отец.

А таких сыновей, как маломорцы, иметь приятно: люди это сильные, выносливые, настойчивые. Нам понравились их короткие рассказы о себе: родился на Байкале, учился на Байкале, рыбачил на Байкале. С тридцать пятого года промышляет омуля Алексей Ефимович Копылов. Есть в его бригаде ещё один копылов – Михаил, молоденький парнишка, комсомолец. Он с удовольствием пошёл на выучку к опытному рыбаку, хотя тут же рыбачат три его родных брата: Григорий, Фёдор и Владимир – с жёнами, целая семейная бригада. Кстати, Копыловы выходцы из одной деревни, встречаются тут чуть ли не в каждой бригаде…

Попрощаемся с рыбаками, которые на весь день расположились на льду, и отправимся в посёлок. Сюда уже прибыла с материка почтовая машина. Она доставила газеты третьего дня – это довольно свежая почта: весной и осенью, когда Байкал штормит, а ветры не пропускают к острову самолёты, почта запаздывает на недели... За почтовой машиной промелькнул «газик» директора моторно-рыболовецкой станции Б. Бурлова. Он каждый день объезжает колхозы. Потом по морю покатили грузовики, бензовозы, автофургоны: доставляли свежий улов, в Иркутск отправляли ящики и бочки с рыбой, с материка везли продукты, горючее, сено.

А на другом конце посёлка плотники вбили в крышу последний гвоздь, и сразу наступила тишина, такая же бездонная, как ослепительно голубое небо. Новый дом встал на новой улице, имени академика Обручева, которая одним концом упирается в тайгу.

После стука молотков и гудков автомобилей немного странно было оказаться в небольшой комнате, где в ящиках расположены кремневые крючки, скребки, ножи, каменные грузила, наконечники острог, рыбы-приманки — орудия самых первых ольхонцев, рыбаков каменного века. Всё это раскопали хужирские школьники вместе с учителем – географом Николаем Михайловичем Ревякиным, которого мы застали в школьном краеведческом музее имени Владимира Афанасьевича Обручева. Оказалось, не случайно здесь это имя, как не случаен и портрет академика на стене. В декабре 1956 года юные хужирцы получили из Москвы письмо. Обручев описывал свою поездку в на остров в 1889 году, интересовался жизнью на Ольхоне, просил прислать ему описания коллекции пород.

Между Москвой и Ольхоном установилась переписка, оборвавшаяся со смертью академика. После единственной поездки Обручеву так и не удалось побывать на острове. Но вот они результаты внимания большого учёного: полная комната находок, чучел, образцов горных пород. Наказ академика выполняется, далёкие школы знакомятся с Байкалом благодаря посылкам ольхонских ребят. Кстати, у Николая Михайловича Ревякина сегодня приятное «приобретение»: энтузиаст- археолог, открывший недавно наиболее раннее из известных на Байкале погребений, получил сообщение из Иркутска, что он избран членом Восточно-Сибирского отдела географического общества.

…И вот ещё записи, сделанные нами в этот прекрасный солнечный день.

Родился самый юный житель Ольхона…. Бондарь Александр Матюкас сделал последнюю, двадцать пятую, бочку из тех, что отправляется с омулем на Брюссельскую выставку…. Мальчики и девочки с особыми значками на пальто, тимуровцы, в один момент натаскали из Байкала воды пенсионерке Анне Петровне Баяновой… Радисты приняли радиограмму о том, что из моторно- рыболовецкой станции отправился на коньках радист Мельников. Как всегда, он поехал, в выходной на свидание к невесте — дело, конечно, сугубо личное, но как-то деликатно установить благополучное прибытие не мешает: до острова тридцать километров…

Поздно вечером, когда Байкал источает мягкий голубоватый свет и похож на драгоценный камень в оправе из скал и сопок, когда рыбаки отогреваются от моря – кто печкой, кто и чаркой, а хужирские ребята видят во сне говорящих рыб, на берегу у обрыва стоит высокий человек. Не любоваться ночным Байкалом вышел «отец рыбаков» Белозерцев. Где-то во льдах, ориентируясь на мигающие вдали огни посёлка, шагали десять рыбаков. Навстречу им двигались с зажжёнными фарами машины. Случилось так, что один из шоферов, загуляв на материковом берегу, не выехал подобрать бригады. Людям пришлось идти два десятка километров. Надо было видеть сосульки на их воротниках, чтобы понять каким нерушимым должно быть в такой обстановке чувство товарищества. Всякий пренебрегающий им, с позором выгоняется с Ольхона.

Белозерцев поворачивается спиной к морю: он увидел на льду светлую точку. Те, кто встречал восход и закат в море, возвращались на сушу, которую им редко удаётся хорошенько рассмотреть при дневном свете.